Священномученики Павел Андреев, Александр Зверев и Димитрий Розанов

Павел Андреев, Александр Зверев, Димитрий Розанов

Священномученик
Пресвитер
Почитаем 16 Листопада

Жития

Осе­нью 1937 го­да в свя­зи с ре­ше­ни­ем со­вет­ско­го пра­ви­тель­ства о фак­ти­че­ском уни­что­же­нии Рус­ской Пра­во­слав­ной Церк­ви в Рос­сии бы­ли аре­сто­ва­ны де­сят­ки ты­сяч свя­щен­но­слу­жи­те­лей и пра­во­слав­ных ми­рян. В кон­це сен­тяб­ря и на­ча­ле ок­тяб­ря 1937 го­да бы­ли аре­сто­ва­ны бла­го­чин­ный Во­ло­ко­лам­ско­го, Ша­хов­ско­го и Ло­то­шин­ско­го рай­о­нов Мос­ков­ской об­ла­сти про­то­и­е­рей Па­вел Ан­дре­ев, свя­щен­ник хра­ма Рож­де­ства Бо­го­ро­ди­цы в се­ле Воз­ми­ще про­то­и­е­рей Алек­сандр Зве­рев, свя­щен­ник Ди­мит­рий Ро­за­нов, а так­же жив­шие в этом се­ле мо­на­хи­ни, со­сто­яв­шие пев­чи­ми в цер­ков­ном хо­ре. Все аре­сто­ван­ные бы­ли за­клю­че­ны в тюрь­му го­ро­да Во­ло­ко­лам­ска. Ни один из них не при­знал се­бя ви­нов­ным, и сле­до­ва­те­ли при­сту­пи­ли к до­ка­за­тель­ству вы­ду­ман­ных про­тив свя­щен­ни­ков и мо­на­хинь об­ви­не­ний, при­бег­нув к по­мо­щи лже­сви­де­те­лей.

К упол­но­мо­чен­но­му НКВД Бе­ри­но­ву был вы­зван сек­ре­тарь воз­ми­щен­ско­го сель­со­ве­та За­ха­ров, ко­то­ро­му бы­ло пред­ло­же­но соб­ствен­но­руч­но на­пи­сать по­ка­за­ния о свя­щен­ни­ке Ди­мит­рии Ро­за­но­ве и мо­на­хи­нях. Тот от­ка­зал­ся, ссы­ла­ясь на ма­ло­гра­мот­ность, и пред­ло­жил, чтобы со­труд­ник НКВД сам на­пи­сал по­ка­за­ния в про­то­ко­ле. Тот со­гла­сил­ся, но пред­ло­жил рас­ска­зать, что зна­ет сек­ре­тарь сель­со­ве­та о свя­щен­ни­ке. И он рас­ска­зал, что на Пас­ху в 1937 го­ду он шел из ки­но­те­ат­ра до­мой. Бы­ло око­ло двух ча­сов но­чи. По пу­ти до­мой он за­шел в храм, так как путь шел ми­мо него. Вой­дя в храм, он уви­дел, что пас­халь­ное бо­го­слу­же­ние под­хо­дит к кон­цу. В кон­це служ­бы свя­щен­ник об­ра­тил­ся к со­брав­шим­ся с прось­бой ока­зать ему ма­те­ри­аль­ную по­мощь, так как при­хо­дит­ся пла­тить боль­шие на­ло­ги, а пла­тить нечем. По­слу­шав неко­то­рое вре­мя свя­щен­ни­ка, он ушел до­мой. Как зо­вут это­го свя­щен­ни­ка, он не зна­ет. Вы­слу­шав сек­ре­та­ря сель­со­ве­та, упол­но­мо­чен­ный до­стал бу­ма­гу и за­чи­тал по ней, что свя­щен­ник Ди­мит­рий Ро­за­нов за­ни­ма­ет­ся ан­ти­со­вет­ской про­па­ган­дой.
– Ни­че­го по­доб­но­го я от него не слы­шал, – воз­ра­зил сек­ре­тарь сель­со­ве­та.
– Это по­ка­за­ли дру­гие сви­де­те­ли, и вы долж­ны под­твер­дить, – по­яс­нил Бе­ри­нов, но имен сви­де­те­лей не на­звал.
– Ну что ж, ес­ли это так нуж­но, то пи­ши­те, – ска­зал сек­ре­тарь.
Бе­ри­нов за­пи­сал лже­сви­де­тель­ство в ви­де до­про­са, и сек­ре­тарь под­пи­сал его.
Был вы­зван один из жи­те­лей се­ла Воз­ми­ще Алек­сей Ку­ла­ков, ко­то­рый на во­прос, зна­ет ли он свя­щен­ни­ка Ди­мит­рия Ро­за­но­ва и мо­на­хинь, ска­зал, что мо­на­хи­ни жи­вут в се­ле и ино­гда к ним хо­дят свя­щен­ни­ки, и в част­но­сти Ди­мит­рий Ро­за­нов. Из их до­ма ча­сто слы­ша­лось цер­ков­ное пе­ние, но сам лич­но он в их до­ме не бы­вал, а по­то­му и не мо­жет ска­зать, о чем они раз­го­ва­ри­ва­ли меж­ду со­бою. Тут по­до­шло вре­мя сви­де­те­лю ид­ти на де­жур­ство в по­жар­ное де­по, и сле­до­ва­тель Ел­да­ков, ко­то­рый все вре­мя что-то пи­сал, ска­зал: «Ну ни­че­го, зав­тра про­то­кол под­пи­шешь».
На­зав­тра его до­пра­ши­вал уже дру­гой сле­до­ва­тель, ко­то­рый со­ста­вил но­вый про­то­кол, и сви­де­тель под­пи­сал его. Но на сле­ду­ю­щий день сле­до­ва­тель Ел­да­ков при­шел к сви­де­те­лю на ра­бо­ту и ска­зал, что при­дет­ся пе­ре­пи­сать про­то­кол, по­то­му что он со­став­лен непра­виль­но. На этот раз его до­пра­ши­вал за­ме­сти­тель на­чаль­ни­ка рай­он­но­го НКВД Бе­ри­нов, ко­то­рый то­же за­да­вал во­про­сы и что-то пи­сал. За­кон­чив пи­сать, Бе­ри­нов ска­зал: «Зна­е­те, ес­ли вас вы­зо­вут в суд, то вы ска­жи­те, что они мо­наш­ки, мо­лят­ся Бо­гу, ве­дут аги­та­цию». И с эти­ми сло­ва­ми по­про­сил сви­де­те­ля под­пи­сать про­то­кол. Тот под­пи­сал, не чи­тая на­пи­сан­но­го, – что мо­на­хи­ни и свя­щен­ни­ки за­ни­ма­ют­ся ан­ти­со­вет­ской де­я­тель­но­стью.
Вме­сте с сек­ре­та­рем был вы­зван и пред­се­да­тель сель­со­ве­та се­ла Воз­ми­ще Са­ве­льев. Со­труд­ни­ки НКВД Ел­да­ков и Гун­да­ев са­ми при них на­пи­са­ли справ­ки от ли­ца сель­со­ве­та о свя­щен­ни­ках Пав­ле Ан­дре­еве, Алек­сан­дре Зве­ре­ве, Ди­мит­рии Ро­за­но­ве и мо­на­хи­нях, в ко­то­рых, в част­но­сти, го­во­ри­лось, что все они про­во­дят ан­ти­со­вет­скую аги­та­цию, на­прав­лен­ную на срыв ме­ро­при­я­тий пар­тии и пра­ви­тель­ства.
Вы­слу­шав со­дер­жа­ние спра­вок, пред­се­да­тель и сек­ре­тарь сель­со­ве­та за­со­мне­ва­лись, сто­ит ли под­пи­сы­вать небы­ли­цы, но со­труд­ни­ки НКВД ста­ли их уве­рять, что им за лже­сви­де­тель­ство ни­че­го не бу­дет. Пе­ре­гля­нув­шись меж­ду со­бой, они под­пи­са­ли, ре­шив, что ес­ли ор­га­ны НКВД пред­ла­га­ют так сде­лать, то, зна­чит, так и на­до сде­лать. Пе­чать сель­со­ве­та бы­ла с со­бой, и справ­ки бы­ли ею за­ве­ре­ны.
За­тем со­труд­ник НКВД спро­сил пред­се­да­те­ля сель­со­ве­та, что он мо­жет по­ка­зать о свя­щен­ни­ках, и тот ска­зал: «Ука­зан­ные ли­ца ино­гда при­хо­ди­ли в сель­со­вет по сво­им лич­ным де­лам: за справ­ка­ми от­но­си­тель­но про­пис­ки и так да­лее. В те­че­ние это­го вре­ме­ни мне с ни­ми при­хо­ди­лось встре­чать­ся в сель­со­ве­те. Боль­ше мне с ни­ми встре­чать­ся и раз­го­ва­ри­вать ни­ко­гда не при­хо­ди­лось. Кон­крет­ных фак­тов ан­ти­со­вет­ской аги­та­ции за пе­ре­чис­лен­ны­ми ли­ца­ми, яв­ляв­ши­ми­ся слу­жи­те­ля­ми ре­ли­ги­оз­но­го куль­та, я не знаю. Ни лич­но мне, ни от ко­го-ли­бо дру­го­го не при­хо­ди­лось слы­шать об их ан­ти­со­вет­ской аги­та­ции. Од­на­ко я счи­таю, что су­ще­ство­ва­ние в се­ле Воз­ми­ще церк­ви, про­во­див­ши­е­ся в ней служ­бы и про­жи­ва­ние этих лиц в се­ле Воз­ми­ще от­ри­ца­тель­но вли­я­ло на кол­хо­зы. Ино­гда во вре­мя бо­го­слу­же­ния в церк­ви кол­хоз­ни­ки не вы­хо­ди­ли на ра­бо­ту, а шли в цер­ковь. Осталь­ные кол­хоз­ни­ки го­во­ри­ли, по­ка­зы­вая на слу­жи­те­лей куль­та, что они не ра­бо­та­ют, а жи­вут луч­ше нас. Да! Еще мо­гу до­ба­вить, что, по раз­го­во­рам кол­хоз­ни­ков, эта груп­па лиц со­би­ра­лась вме­сте, но о чем они го­во­ри­ли со­брав­шись, мне неиз­вест­но».
За­тем был вы­зван сви­де­тель, ко­то­рый в то вре­мя, ко­гда свя­щен­ни­ки Па­вел Ан­дре­ев и Ди­мит­рий Ро­за­нов на­хо­ди­лись в тюрь­ме, был вме­сте с ни­ми в од­ной ка­ме­ре. Ко­гда Бе­ри­нов вы­звал его для до­про­са, он был уже на сво­бо­де и на во­прос, что он мо­жет ска­зать о свя­щен­ни­ках, от­ве­тил:
– На­хо­дясь под стра­жей, мне при­хо­ди­лось слы­шать, что свя­щен­ник Ан­дре­ев за­клю­чен­ным го­во­рил нечто в ви­де про­по­ве­ди о том, что со­вет­ская власть уби­ва­ет лич­ность че­ло­ве­ка, сво­бо­ду со­ве­сти, что в тюрь­му за­гна­ли невин­ный на­род. До­пус­кал он и иные ан­ти­со­вет­ские вы­ра­же­ния. Ро­за­нов во вре­мя раз­го­во­ра под­дер­жи­вал Ан­дре­ева. В тюрь­ме Ан­дре­ев го­во­рил, что его по­са­ди­ли, но он вос­при­ни­ма­ет это как на­ка­за­ние Гос­подне, будь­те дол­го­тер­пе­ли­вы, это все ис­ку­пит­ся, при этом он при­во­дил ци­та­ты из Еван­ге­лия. Ан­дре­ев го­во­рил, что со­вет­ская власть про­по­ве­ду­ет уче­ние Дар­ви­на, что че­ло­век про­изо­шел от обе­зья­ны, а это ко­щун­ство и ложь.
– Что вам из­вест­но о контр­ре­во­лю­ци­он­ной аги­та­ции Ро­за­но­ва?
– Ро­за­нов все вре­мя под­дер­жи­вал и до­пол­нял Ан­дре­ева.
Впо­след­ствии, уже три го­да спу­стя, дру­гой сле­до­ва­тель, же­лая вы­яс­нить, что же все-та­ки го­во­ри­ли свя­щен­ни­ки, спро­сил то­го же сви­де­те­ля:
– Ан­дре­ев го­во­рил, что мы, по­пы, при­над­ле­жим к пя­той ко­лонне, ко­то­рая долж­на вы­сту­пить из­нут­ри на по­мощь Гер­ма­нии, а по­это­му нас и изо­ли­ру­ют?
– Нет, он го­во­рил не так. Ан­дре­ев го­во­рил, что в СССР су­ще­ству­ет пя­тая ко­лон­на, к ко­то­рой при­чис­ля­ют их и счи­та­ют, что эта ко­лон­на долж­на вы­сту­пить во вре­мя вой­ны Гер­ма­нии про­тив Со­вет­ско­го Со­ю­за, а по­то­му их и за­бра­ли.
Был вы­зван осве­до­ми­тель, со­труд­ни­чав­ший с НКВД под клич­кой Стре­лок, ко­то­ро­му сле­до­ва­тель пред­ло­жил под­пи­сать лже­сви­де­тель­ство о про­то­и­е­рее Алек­сан­дре Зве­ре­ве, что тот и сде­лал. Часть до­ку­мен­тов, об­ви­ня­ю­щих мо­на­хинь в ан­ти­со­вет­ской де­я­тель­но­сти, сле­до­ва­тель офор­мил как до­не­се­ния осве­до­ми­те­ля – и те, что дей­стви­тель­но бы­ли, и те, что он на­пи­сал сам. До­про­сы свя­щен­ни­ков и мо­на­хинь ве­ли со­труд­ни­ки НКВД Бе­ри­нов, Ел­да­ков и Гун­да­ев.

Свя­щен­но­му­че­ник Па­вел ро­дил­ся в 1880 го­ду в де­ревне Ан­ни­но Ра­го­зец­кой во­ло­сти Тим­ско­го уез­да Кур­ской гу­бер­нии в се­мье кре­стья­ни­на Ар­ка­дия Ва­си­лье­ви­ча Ан­дре­ева. В 1892 го­ду Па­вел по­сту­пил в Кур­скую Ду­хов­ную се­ми­на­рию, а по окон­ча­нии ее – в Санкт-Пе­тер­бург­скую Ду­хов­ную ака­де­мию, ко­то­рую окон­чил в 1902 го­ду.
14 июля 1902 го­да епи­скоп Ека­те­ри­но­слав­ский и Та­ган­рог­ский Си­ме­он (По­кров­ский) ру­ко­по­ло­жил Пав­ла Ар­ка­дье­ви­ча в сан свя­щен­ни­ка. Слу­жа при­ход­ским свя­щен­ни­ком, отец Па­вел с 1902 по 1912 год был за­ко­но­учи­те­лем на­чаль­ной и двух­класс­ной школ Го­лу­бов­ско­го руд­ни­ка Сла­вя­но­серб­ско­го уез­да Ека­те­ри­но­слав­ской гу­бер­нии, с 1909 по 1912 год – за­ве­ду­ю­щим и за­ко­но­учи­те­лем цер­ков­но­при­ход­ской шко­лы Го­лу­бов­ско-Ма­рьев­ско­го руд­ни­ка то­го же уез­да. С 1912 по 1919 год отец Па­вел был за­ко­но­учи­те­лем Ба­хму­тов­ско­го ре­аль­но­го учи­ли­ща и на­сто­я­те­лем учи­лищ­ной церк­ви. «Свя­щен­но­слу­же­ния, – как гла­сит его по­служ­ной спи­сок, – не остав­лял, но по­сле лик­ви­да­ции за­ко­но­учи­тель­ства был че­ты­ре ме­ся­ца без ме­ста до опре­де­ле­ния на при­ход­скую служ­бу, при­чем одеж­ды, при­сво­ен­ной ему, не сни­мал».
В 1920 го­ду он был на­зна­чен на­сто­я­те­лем церк­ви Ан­дрея Пер­во­зван­но­го се­ла Ан­дре­ев­ка Ма­ри­у­поль­ско­го уез­да Ма­ри­у­поль­ской гу­бер­нии, в 1921 го­ду – на­сто­я­те­лем Ни­ко­ла­ев­ской церк­ви се­ла Ни­ко­ла­ев­ка то­го же уез­да. С 1922 по 1929 год отец Па­вел был на­сто­я­те­лем Ни­ко­ла­ев­ской церк­ви Ма­ри­у­поль­ско­го пор­та.
В 1923 го­ду он был на­граж­ден на­перс­ным кре­стом и воз­ве­ден в сан про­то­и­е­рея. В 1924 го­ду про­то­и­е­рей Па­вел был на­зна­чен бла­го­чин­ным всех церк­вей го­ро­да Ма­ри­у­по­ля, в том же го­ду он был на­граж­ден Пат­ри­ар­хом Ти­хо­ном кре­стом с укра­ше­ни­я­ми. С 1925 по 1928 год про­то­и­е­рей Па­вел ис­пол­нял долж­ность упол­но­мо­чен­но­го по управ­ле­нию Ма­ри­у­поль­ским ви­ка­ри­ат­ством. В 1925 го­ду «за усерд­ные и по­лез­ные тру­ды по долж­но­сти упол­но­мо­чен­но­го по ви­ка­ри­ат­ству» епи­ско­пом Ма­ри­у­поль­ским Ан­то­ни­ем (Пан­ке­е­вым) был на­граж­ден по­со­хом.
В 1927 го­ду ОГПУ аре­сто­ва­ло свя­щен­ни­ка по об­ви­не­нию в ан­ти­со­вет­ской аги­та­ции, но не су­ме­ло до­ка­зать об­ви­не­ния, и по­сле двух ме­ся­цев за­клю­че­ния он был осво­бож­ден.
В фев­ра­ле 1929 го­да про­то­и­е­рей Па­вел был на­зна­чен на­сто­я­те­лем церк­ви Вос­кре­се­ния Сло­ву­ще­го, что на Осто­жен­ке в Москве. 25 июля 1929 го­да он был на­зна­чен клю­ча­рем мос­ков­ско­го Бо­го­яв­лен­ско­го ка­фед­раль­но­го со­бо­ра, что в До­ро­го­мило­ве, и на­граж­ден мит­рой.
21 мар­та 1932 го­да ОГПУ аре­сто­ва­ло свя­щен­ни­ка по об­ви­не­нию в ан­ти­со­вет­ской де­я­тель­но­сти и за­клю­чи­ло в Бу­тыр­скую тюрь­му. 28 мар­та со­сто­ял­ся до­прос. На во­про­сы сле­до­ва­те­ля про­то­и­е­рей Па­вел от­ве­тил: «Мои про­по­ве­ди и раз­го­во­ры с ду­хо­вен­ством ни­ка­кой по­ли­ти­че­ской окрас­ки по от­но­ше­нию к су­ще­ству­ю­ще­му строю не име­ли. Ле­том 1930 го­да к нам в цер­ковь при­ез­жа­ли ино­стран­цы. Я с ни­ми ни­ка­ких раз­го­во­ров не вел и да­же не ви­дел их».
31 мар­та сле­до­ва­те­лем ОГПУ был до­про­шен в ка­че­стве сви­де­те­ля про­то­ди­а­кон со­бо­ра Алек­сей Се­ме­но­вич Ти­хо­нов, ко­то­рый по­ка­зал: «Слу­жу про­то­ди­а­ко­ном при церк­ви Бо­го­яв­ле­ния в До­ро­го­мило­ве. По сво­е­му убеж­де­нию я не ре­ли­ги­оз­ный че­ло­век и свой сан про­то­ди­а­ко­на счи­таю как про­фес­си­ей, по­пал в ре­ли­ги­оз­ный культ – про­то­ди­а­ко­на по сво­ей неопыт­но­сти. Моя цель бы­ла по­сту­пить ар­ти­стом, для это­го я и по­шел в цер­ковь в ка­че­стве про­то­ди­а­ко­на, чтобы на­ко­пить сред­ства, то есть под­дер­жать свое ма­те­ри­аль­ное по­ло­же­ние. Я по­ни­маю, что то, что я со­стою в чис­ле слу­жи­те­лей ре­ли­ги­оз­но­го куль­та, на­но­сит вред со­вет­ской вла­сти, а по­то­му при луч­шем ма­те­ри­аль­ном по­ло­же­нии и подыс­ка­нии ме­ста на граж­дан­ской служ­бе не за­мед­лю снять с се­бя сан про­то­ди­а­ко­на и вый­ти из слу­жи­те­лей ре­ли­ги­оз­но­го куль­та, де­лая это, ко­неч­но, со­зна­тель­но. Слу­жа при церк­ви Бо­го­яв­ле­ния с 1929 го­да, мне при­хо­ди­лось ви­деть в про­шлом го­ду, как к нам в цер­ковь при­ез­жа­ли ино­стран­цы, и один раз сек­ре­тарь гре­че­ской мис­сии об­ра­тил­ся ко мне в ал­та­ре с прось­бой по­ви­дать ре­ген­та цер­ков­но­го хо­ра. Я его на­пра­вил, и он имел с ним раз­го­вор, ко­то­рый мне неиз­ве­стен.
Кро­ме то­го, мне из­вест­но: клю­чарь этой церк­ви Па­вел Ан­дре­ев при под­пи­са­нии ин­тер­вью мит­ро­по­ли­та Сер­гия “О го­не­нии на ре­ли­гию в СССР” устро­ил со­ве­ща­ние с чле­на­ми при­ход­ско­го со­ве­та в цер­ков­ной сто­рож­ке, где про­те­сто­вал про­тив это­го ин­тер­вью и при­зы­вал не под­чи­нять­ся чле­нов цер­ков­но­го со­ве­та, го­во­ря, что Си­нод ра­бо­та­ет ру­ка об ру­ку с со­вет­ской вла­стью. Прак­ти­че­ских мер или ре­ше­ния ни­ка­ких вы­не­се­но не бы­ло, но сре­ди при­хо­жан бы­ло глу­бо­кое воз­му­ще­ние по по­во­ду это­го ин­тер­вью. Это вид­но из то­го, что ко­гда за цер­ков­ной служ­бой вы­сту­пил епи­скоп Иоасаф о де­кла­ра­ции мит­ро­по­ли­та Сер­гия, то сре­ди этих при­хо­жан раз­да­ва­лись злоб­ные вы­кри­ки, то есть про­тив ин­тер­вью. Все эти дей­ствия про­яви­лись, несо­мнен­но, по­сле со­ве­ща­ния, со­зван­но­го Пав­лом Ан­дре­евым».
По­сле этих по­ка­за­ний сви­де­те­ля сле­до­ва­тель 3 мая сно­ва до­про­сил свя­щен­ни­ка, за­дав ему во­про­сы в со­от­вет­ствии с тем, что бы­ло ска­за­но про­то­ди­а­ко­ном. Отец Па­вел от­ве­тил: «Мне лич­но с ду­хо­вен­ством и цер­ков­ни­ка­ми при­хо­ди­лось го­во­рить об ин­тер­вью мит­ро­по­ли­та Сер­гия, но про­тив та­ко­во­го ни­ко­гда и ни­где не вы­сту­пал. Так­же мои раз­го­во­ры с кем бы то ни бы­ло не ка­са­лись по­ли­ти­че­ских во­про­сов. Раз­го­вор по по­во­ду ин­тер­вью в цер­ков­ной сто­рож­ке как та­ко­вой мог про­ис­хо­дить, но фак­ти­че­ски не пом­ню, был ли или нет, вви­ду то­го, что про­шло мно­го вре­ме­ни».
4 мая след­ствие бы­ло за­кон­че­но, и со­труд­ник ОГПУ в об­ви­ни­тель­ном за­клю­че­нии на­пи­сал: «Не оста­нав­ли­ва­ясь на рас­про­стра­не­нии контр­ре­во­лю­ци­он­ных про­во­ка­ци­он­ных слу­хов, поп Ан­дре­ев за цер­ков­ны­ми служ­ба­ми про­из­но­сил про­по­ве­ди ан­ти­со­вет­ско­го ха­рак­те­ра, в ко­то­рых при­зы­вал ве­ру­ю­щих спла­чи­вать­ся во­круг церк­ви про­тив “го­ни­те­лей на ре­ли­гию и ду­хо­вен­ство”. Кро­ме то­го, Ан­дре­ев в ан­ти­со­вет­ских це­лях ис­поль­зо­вал вы­пу­щен­ное мит­ро­по­ли­том Сер­ги­ем ин­тер­вью об от­сут­ствии “го­не­ния на ре­ли­гию в СССР”, сре­ди цер­ков­ни­ков аги­ти­ро­вал про­тив это­го ин­тер­вью, со­брав по это­му по­во­ду в цер­ков­ной сто­рож­ке упо­мя­ну­той церк­ви цер­ков­ный ак­тив, и вы­сту­пил с рез­кой ан­ти­со­вет­ской кри­ти­кой это­го до­ку­мен­та, утвер­ждая “о го­не­нии ре­ли­гии в СССР”».
10 мая 1932 го­да Осо­бое Со­ве­ща­ние при Кол­ле­гии ОГПУ при­го­во­ри­ло про­то­и­е­рея Пав­ла к трем го­дам ссыл­ки в Ка­зах­стан, и он был от­прав­лен в Ал­ма-Ату.
Вер­нув­шись из ссыл­ки в 1935 го­ду, про­то­и­е­рей Па­вел был на­зна­чен на­сто­я­те­лем Воз­не­сен­ской церк­ви в Те­ря­е­вой Сло­бо­де Во­ло­ко­лам­ско­го рай­о­на. В 1937 го­ду про­то­и­е­рей Па­вел был на­зна­чен на­сто­я­те­лем хра­ма Рож­де­ства Бо­го­ро­ди­цы в се­ле Воз­ми­ще Во­ло­ко­лам­ско­го рай­о­на и бла­го­чин­ным пра­во­слав­ных при­хо­дов Во­ло­ко­лам­ско­го, Ша­хов­ско­го и Ло­то­шин­ско­го рай­о­нов.
7 ок­тяб­ря 1937 го­да он был аре­сто­ван и за­клю­чен в тюрь­му в го­ро­де Во­ло­ко­лам­ске. Через день свя­щен­ник был до­про­шен.
– След­стви­ем уста­нов­ле­но, что вы со свя­щен­ни­ком Зве­ре­вым до­пус­ка­ли контр­ре­во­лю­ци­он­ные ан­ти­со­вет­ские вы­ска­зы­ва­ния по по­во­ду кон­сти­ту­ции СССР. След­ствие пред­ла­га­ет дать по­ка­за­ния по это­му по­во­ду.
– Ни­ко­гда контр­ре­во­лю­ци­он­ных раз­го­во­ров по по­во­ду кон­сти­ту­ции СССР я не вел. Ес­ли от­но­си­тель­но кон­сти­ту­ции у нас со Зве­ре­вым и бы­ли раз­го­во­ры, то они не яв­ля­лись контр­ре­во­лю­ци­он­ны­ми.
– След­ствие рас­по­ла­га­ет дан­ны­ми, что вы во вре­мя со­вер­ше­ния цер­ков­ной служ­бы го­во­ри­ли про­по­ве­ди контр­ре­во­лю­ци­он­но­го со­дер­жа­ния с це­лью аги­та­ции про­тив су­ще­ству­ю­ще­го в СССР строя.
– Про­по­ве­дей контр­ре­во­лю­ци­он­но­го со­дер­жа­ния при со­вер­ше­нии бо­го­слу­же­ний я по­сле воз­вра­ще­ния из ссыл­ки не го­во­рил.
– Вы по­ка­зы­ва­е­те непра­виль­но. До­про­шен­ные по де­лу сви­де­те­ли ули­ча­ют вас в ва­шей контр­ре­во­лю­ци­он­ной и ан­ти­со­вет­ской аги­та­ции сре­ди ве­ру­ю­щих и про­из­не­се­нии контр­ре­во­лю­ци­он­ных и ан­ти­со­вет­ских про­по­ве­дей.
– Еще раз за­яв­ляю, что контр­ре­во­лю­ци­он­ных вы­ска­зы­ва­ний с ка­фед­ры в церк­ви не бы­ло, бы­ли от­дель­ные вы­ступ­ле­ния с ка­фед­ры в церк­ви на чи­сто бы­то­вые те­мы. Так, в ап­ре­ле 1937 го­да в ви­ду пред­сто­я­ще­го ре­мон­та в церк­ви я при­зы­вал ве­ру­ю­щих ока­зать ма­те­ри­аль­ную по­мощь с по­мо­щью та­ре­лоч­но­го сбо­ра сре­ди ве­ру­ю­щих в церк­ви. Все осталь­ные мои вы­ступ­ле­ния но­си­ли ха­рак­тер объ­яс­не­ния смыс­ла празд­ни­ка.
– След­ствие рас­по­ла­га­ет дан­ны­ми, что вы для со­про­вож­де­ния служб при­вле­ка­ли мо­на­ше­ству­ю­щий со­став за пла­ту. След­ствие пред­ла­га­ет вам по­ка­зать, кто из мо­на­ше­ству­ю­щих участ­во­вал в цер­ков­ной служ­бе.
– Мо­на­ше­ству­ю­щие при­вле­че­ны в при­ход воз­ми­щен­ской церк­ви не мной, они пе­ли до мо­е­го по­ступ­ле­ния в при­ход. Ре­гу­ляр­ной пла­ты им не вы­пла­чи­ва­лось, за ис­клю­че­ни­ем неко­то­рых боль­ших празд­ни­ков в ви­де так на­зы­ва­е­мых празд­нич­ных. В цер­ков­ных служ­бах участ­во­ва­ли мо­на­хи­ни Ев­до­кия, Ра­и­са, Та­тья­на, Ека­те­ри­на, Ксе­ния, На­деж­да, кро­ме них – в по­жи­лых ле­тах Ра­фа­и­ла, Ва­лен­ти­на и Та­тья­на.
– На­зо­ви­те фа­ми­лии мо­на­шек.
– Фа­ми­лии мо­на­хинь я не знаю, так как при об­ра­ще­нии при­хо­ди­лось на­зы­вать толь­ко по име­ни. Все они жи­вут в се­ле Воз­ми­ще.
– След­ствие рас­по­ла­га­ет дан­ны­ми, что вы ор­га­ни­зо­вы­ва­ли сбо­ри­ща цер­ков­ни­ков и мо­на­шек, на ко­то­рых ве­ли контр­ре­во­лю­ци­он­ную ан­ти­со­вет­скую де­я­тель­ность с це­лью контр­ре­во­лю­ци­он­ной ан­ти­со­вет­ской аги­та­ции сре­ди на­се­ле­ния.
– Это я от­ри­цаю. Контр­ре­во­лю­ци­он­ных сбо­рищ я не ор­га­ни­зо­вы­вал и уста­но­вок мо­на­хи­ням про­во­дить контр­ре­во­лю­ци­он­ную ан­ти­со­вет­скую аги­та­цию сре­ди на­се­ле­ния не да­вал.
– След­ствие рас­по­ла­га­ет дан­ны­ми, что ва­ми да­ва­лась уста­нов­ка свя­щен­но­слу­жи­те­лям про­во­дить служ­бу 1 мая 1937 го­да с наи­боль­шим опоз­да­ни­ем с це­лью сры­ва де­мон­стра­ции.
– Пе­ред празд­но­ва­ни­ем 1 мая я пе­ре­дал во­ло­ко­лам­ским свя­щен­но­слу­жи­те­лям по­же­ла­ние ар­хи­ерея, чтобы они за­кон­чи­ли служ­бы до де­мон­стра­ции, но не пом­ню, го­во­рил ли им, что это по­же­ла­ние от­но­сит­ся и к сель­ским при­хо­дам. Что же ка­са­ет­ся окон­ча­ния служ­бы в церк­ви в се­ле Воз­ми­ще, где слу­жи­ли я и Зве­рев, то окон­че­на она бы­ла до де­мон­стра­ции.
– Дай­те по­ка­за­ния, кто из свя­щен­но­слу­жи­те­лей Во­ло­ко­лам­ско­го рай­о­на по­се­щал ва­шу квар­ти­ру и в ка­кое вре­мя.
– Ме­ня по­се­ща­ли мно­гие свя­щен­но­слу­жи­те­ли, но все их по­се­ще­ния свя­за­ны со слу­жеб­ны­ми во­про­са­ми по цер­ков­ным де­лам.
– Вы ули­ча­е­тесь сви­де­тель­ски­ми по­ка­за­ни­я­ми в контр­ре­во­лю­ци­он­ной ан­ти­со­вет­ской де­я­тель­но­сти. След­ствие еще раз пред­ла­га­ет вам дать по­ка­за­ния.
– Контр­ре­во­лю­ци­он­ной ан­ти­со­вет­ской де­я­тель­но­сти я не вел.

Свя­щен­но­му­че­ник Алек­сандр ро­дил­ся 8 ав­гу­ста 1881 го­да в се­ле Фа­у­сто­во Ми­халев­ской во­ло­сти Брон­ниц­ко­го уез­да Мос­ков­ской гу­бер­нии в се­мье свя­щен­ни­ка Алек­сандра Гри­горь­е­ви­ча Зве­ре­ва. В 1909 го­ду он окон­чил Мос­ков­скую Ду­хов­ную ака­де­мию и по­лу­чил на­зна­че­ние на долж­ность пре­по­да­ва­те­ля ис­то­рии рус­ской ли­те­ра­ту­ры в Вифан­скую Ду­хов­ную се­ми­на­рию. Же­нил­ся на де­ви­це Ма­рии, ко­то­рая бы­ла до­че­рью про­то­и­е­рея Алек­сея Ле­бе­де­ва, на­сто­я­те­ля хра­ма Ни­ко­лая чу­до­твор­ца в Зво­на­рях на Рож­де­ствен­ке. Впо­след­ствии у них ро­ди­лось трое де­тей. В фев­ра­ле 1913 го­да Алек­сандр Алек­сан­дро­вич был ру­ко­по­ло­жен в сан свя­щен­ни­ка. В это вре­мя он со­сто­ял пре­по­да­ва­те­лем ис­то­рии рус­ской ли­те­ра­ту­ры и прак­ти­че­ско­го ру­ко­вод­ства для пас­ты­рей в Вифан­ской Ду­хов­ной се­ми­на­рии.
Ле­том 1918 го­да отец Алек­сандр пе­ре­ехал в Моск­ву в дом умер­ше­го к то­му вре­ме­ни те­стя, про­то­и­е­рея Алек­сея Ле­бе­де­ва, и стал слу­жить в хра­ме свя­ти­те­ля Ни­ко­лая чу­до­твор­ца на Рож­де­ствен­ке. В сен­тяб­ре 1918 го­да он был на­зна­чен по­мощ­ни­ком на­чаль­ни­ка Вифан­ских пас­тыр­ско-бо­го­слов­ских кур­сов Мос­ков­ской епар­хии, а в фев­ра­ле 1919 го­да – на­сто­я­те­лем Ни­коль­ской, что в Зво­на­рях, церк­ви на Рож­де­ствен­ке. В 1921 го­ду отец Алек­сандр был на­зна­чен пре­по­да­ва­те­лем Мос­ков­ских пас­тыр­ско-бо­го­слов­ских кур­сов по ка­фед­ре пас­тыр­ско­го бо­го­сло­вия. В том же го­ду он был воз­ве­ден в сан про­то­и­е­рея.
В 1922 го­ду про­то­и­е­рей Алек­сандр был на­зна­чен по­мощ­ни­ком на­чаль­ни­ка Мос­ков­ских пас­тыр­ско-бо­го­слов­ских кур­сов.
28 фев­ра­ля 1922 го­да Пат­ри­арх Ти­хон об­ра­тил­ся с по­сла­ни­ем по по­во­ду по­мо­щи го­ло­да­ю­щим и изъ­я­тия цер­ков­ных цен­но­стей, где, в част­но­сти, пи­сал: «Мы до­пу­сти­ли, вви­ду чрез­вы­чай­но тяж­ких об­сто­я­тельств, воз­мож­ность по­жерт­во­ва­ния цер­ков­ных пред­ме­тов, не освя­щен­ных и не име­ю­щих бо­го­слу­жеб­но­го упо­треб­ле­ния. Мы при­зы­ва­ем ве­ру­ю­щих чад Церк­ви и ныне к та­ко­вым по­жерт­во­ва­ни­ям, лишь од­но­го же­лая, чтобы эти по­жерт­во­ва­ния бы­ли от­кли­ком лю­бя­ще­го серд­ца на нуж­ды ближ­не­го, лишь бы они дей­стви­тель­но ока­зы­ва­ли ре­аль­ную по­мощь страж­ду­щим бра­тьям на­шим. Но Мы не мо­жем одоб­рить изъ­я­тия из хра­мов, хо­тя бы и через доб­ро­воль­ное по­жерт­во­ва­ние, свя­щен­ных пред­ме­тов, упо­треб­ле­ние ко­их не для бо­го­слу­жеб­ных це­лей вос­пре­ща­ет­ся ка­но­на­ми Все­лен­ской Церк­ви и ка­ра­ет­ся Ею как свя­то­тат­ство...»
Это по­сла­ние бы­ло про­чи­та­но про­то­и­е­ре­ем Алек­сан­дром с ам­во­на. В на­ча­ле мар­та в Москве бы­ли устро­е­ны бла­го­чин­ни­че­ские со­бра­ния, на них по­ста­но­ви­ли от­крыть сто­ло­вые для го­ло­да­ю­щих, ко­то­рые долж­ны бы­ли со­дер­жать­ся на сред­ства несколь­ких при­хо­дов. Сто­ло­вая, ко­то­рую обес­пе­чи­вал при­ход хра­ма свя­ти­те­ля Ни­ко­лая в Зво­на­рях, на­хо­ди­лась на Боль­шой Спас­ской ули­це. За при­хо­дом был за­креп­лен вос­крес­ный день. Сто­ло­вая бы­ла от­кры­та 19 мар­та и дей­ство­ва­ла в те­че­ние несколь­ких ме­ся­цев. В свой день при­ход кор­мил в сто­ло­вой сна­ча­ла око­ло ста че­ло­век, а за­тем их чис­ло до­шло до двух­сот.
С ап­ре­ля 1922 го­да ОГПУ ста­ло про­из­во­дить аре­сты и го­то­вить су­деб­ные про­цес­сы по об­ви­не­нию ду­хо­вен­ства в со­про­тив­ле­нии изъ­я­тию цер­ков­ных цен­но­стей. По од­но­му из про­цес­сов был при­вле­чен к от­вет­ствен­но­сти про­то­и­е­рей Алек­сандр, его об­ви­ни­ли в чте­нии в хра­ме по­сла­ния Пат­ри­ар­ха Ти­хо­на. 11 июля 1922 го­да со­труд­ни­ки ОГПУ про­из­ве­ли в его до­ме обыск. 2 сен­тяб­ря ОГПУ вы­зва­ло от­ца Алек­сандра на до­прос.
Вы­слу­шав во­про­сы сле­до­ва­те­ля, отец Алек­сандр на­пи­сал от­ве­ты на них соб­ствен­но­руч­но: «...К по­сла­нию Пат­ри­ар­ха от­но­шусь от­ри­ца­тель­но, на­хо­жу, что пра­ви­ла при­ве­де­ны не к де­лу.
При­вле­ка­юсь к су­ду за аги­та­цию Пат­ри­ар­ше­го воз­зва­ния, ко­то­рая с мо­ей сто­ро­ны и со­сто­я­ла в том, что я един­ствен­ный раз с ам­во­на в кон­це служ­бы, к мо­е­му со­жа­ле­нию, про­чи­тал его...
Идео­ло­гию «Жи­вой церк­ви» при­знаю; про­ве­де­ние же в жизнь неко­то­рых ее по­ста­нов­ле­ний из бо­яз­ни вы­звать рас­кол на­хо­дил бы луч­шим про­во­дить по­сте­пен­но...»
По­сле до­про­са он был осво­бож­ден.
В де­каб­ре 1922 го­да отец Алек­сандр пред­стал вме­сте с дру­ги­ми свя­щен­но­слу­жи­те­ля­ми и ми­ря­на­ми пе­ред ре­во­лю­ци­он­ным три­бу­на­лом по об­ви­не­нию в со­про­тив­ле­нии изъ­я­тию цер­ков­ных цен­но­стей. Про­то­и­е­рей Алек­сандр ви­нов­ным се­бя не при­знал. Ре­во­лю­ци­он­ный три­бу­нал при­го­во­рил его к двум го­дам за­клю­че­ния в ис­пра­ви­тель­но-тру­до­вом ла­ге­ре. По­сле се­ми ме­ся­цев на­хож­де­ния в за­клю­че­нии отец Алек­сандр был осво­бож­ден по ам­ни­стии и вер­нул­ся слу­жить в Ни­коль­скую цер­ковь на Рож­де­ствен­ке. В 1929 го­ду про­то­и­е­рей Алек­сандр был на­граж­ден мит­рой.
Ду­хов­ная дочь от­ца Алек­сандра вспо­ми­на­ла о нем. Отец Алек­сандр слу­жил бла­го­го­вей­но, про­сто и сми­рен­но, его слу­же­ние по­ра­жа­ло ощу­ще­ни­ем его жи­во­го пред­сто­я­ния Бо­гу, Ко­то­ро­му он со всей пол­но­той люб­ви при­но­сил про­ше­ния о всех пред­сто­я­щих и мо­ля­щих­ся в хра­ме. Все лю­ди, сто­яв­шие в хра­ме, бы­ли ему необы­чай­но до­ро­ги, бук­валь­но каж­дый.
Ино­гда по­сле ве­чер­ней служ­бы отец Алек­сандр го­во­рил несколь­ко слов о си­ле мо­лит­вы, о том, что са­мое боль­шое и дей­ствен­ное – это мо­лит­ва, и об этом ни­ко­гда нель­зя за­бы­вать. И са­мое глав­ное – это Иису­со­ва мо­лит­ва. Сво­ей пастве он дал пра­ви­ло: утром и ве­че­ром чи­тать со­рок раз мо­лит­ву Иису­со­ву, за­тем два­дцать раз «Пре­свя­тая Бо­го­ро­ди­це, спа­си нас» и де­сять раз «Все свя­тые, мо­ли­те Бо­га о нас». Он го­во­рил, что все ра­бо­та­ют, всем труд­но, но это то, что каж­дый мо­жет сде­лать. «И я про­шу вас, ес­ли вы помни­те ме­ня и лю­би­те ме­ня, ис­пол­ни­те мою прось­бу и при­ми­те это пра­ви­ло мое на всю свою жизнь».
Бы­ли гре­хи, ко­то­рые отец Алек­сандр осо­бен­но умо­лял не со­вер­шать. Он го­во­рил: «На­до по­ка­ять­ся. На­до оста­вить преж­де все­го пре­лю­бо­де­я­ние, ибо Цар­ствие Бо­жие блуд­ни­ки и пре­лю­бо­деи не на­сле­ду­ют. Умо­ляю вас. Я ваш сви­де­тель пе­ред Бо­гом. При­зо­вет ме­ня Гос­подь, и я дол­жен ска­зать Ему: “Се аз и ча­да мои, ко­их Ты да­ро­вал мне”. Что я ска­жу за вас там, ес­ли вы хо­тя бы не по­же­ла­е­те это оста­вить? Гос­подь на­ме­ре­ния при­ем­лет и же­ла­ния це­лу­ет. Ми­ло­сер­дию Его нет пре­де­ла... про­си­те и по­лу­чи­те... И Гос­подь по­мо­жет, и вы бу­де­те все­гда с Ним».
По-ви­ди­мо­му, еще во вре­мя его за­клю­че­ния в кон­це 1922–на­ча­ле 1923 го­да вла­сти ста­ли уси­лен­но скло­нять его к неглас­но­му со­труд­ни­че­ству с ОГПУ. Тол­ка­ло их к это­му то, что отец Алек­сандр, ка­за­лось, слиш­ком лег­ко го­тов был кри­ти­ко­вать Пат­ри­ар­ха и со­гла­шать­ся с пред­ло­же­ни­я­ми жи­во­цер­ков­ни­ков. В этом со­труд­ни­ки ОГПУ уви­де­ли воз­мож­ность до­бить­ся успе­ха, ес­ли да­вить на че­ло­ве­ка, ко­то­рый го­тов по­кри­вить ду­шой ра­ди осво­бож­де­ния. В кон­це кон­цов отец Алек­сандр дал обя­за­тель­ство быть сек­рет­ным со­труд­ни­ком ОГПУ. Эти обя­за­тель­ства ока­за­лись для него чрез­вы­чай­но тя­же­лы, так как, вы­зы­ва­е­мый к со­труд­ни­ку ОГПУ, ко­то­ро­му он дол­жен был го­во­рить о со­сто­я­нии умо­на­стро­е­ния в при­хо­де и сво­их при­хо­жан, он в си­лу нрав­ствен­ных при­чин не же­лал го­во­рить то, за­чем мог по­сле­до­вать их арест, и в то же вре­мя он не мог от­ка­зать со­труд­ни­ку ОГПУ го­во­рить о сво­их зна­ко­мых, по­то­му что это, как он счи­тал, мог­ло при­ве­сти к немед­лен­но­му аре­сту его са­мо­го. И по­то­му он рас­ска­зы­вал о при­хо­жа­нах, ста­ра­ясь не ком­про­ме­ти­ро­вать их в по­ли­ти­че­ском от­но­ше­нии. Но сре­ди то­го же кру­га лю­дей бы­ли и дру­гие сек­рет­ные со­труд­ни­ки ОГПУ, ко­то­рые да­ли о том или ином со­бы­тии и раз­го­во­ре дру­гие све­де­ния, и в кон­це кон­цов ста­ло яс­но, что свя­щен­ник укло­ня­ет­ся от обя­зан­но­стей сек­рет­но­го со­труд­ни­ка ОГПУ. Это­го бы­ло до­ста­точ­но для его аре­ста.
13 фев­ра­ля 1933 го­да на­ка­нуне празд­но­ва­ния па­мя­ти му­че­ни­ка Три­фо­на вла­сти аре­сто­ва­ли от­ца Алек­сандра и за­клю­чи­ли в Бу­тыр­скую тюрь­му в Москве. Он был об­ви­нен в том, что буд­то бы сов­мест­но с дру­ги­ми ли­ца­ми «про­во­дил си­сте­ма­ти­че­скую ан­ти­со­вет­скую аги­та­цию, на­прав­лен­ную к свер­же­нию со­вет­ской вла­сти».
16 фев­ра­ля сле­до­ва­тель до­про­сил его, но отец Алек­сандр ви­нов­ным се­бя не при­знал, ска­зав, что ан­ти­со­вет­ских раз­го­во­ров в его при­сут­ствии не бы­ло. 8 мар­та сле­до­ва­тель сно­ва вы­звал его на до­прос и об­ру­шил­ся на него с упре­ка­ми в неис­крен­но­сти, в от­вет на это отец Алек­сандр ска­зал: «Взяв­ши на се­бя доб­ро­воль­ные обя­за­тель­ства быть сек­рет­ным со­труд­ни­ком ОГПУ, я дать цен­ные и нуж­ные для ОГПУ све­де­ния не мог, по­то­му что до­быть та­ко­вых я не мог. Сре­да, в ко­то­рой я вра­щал­ся, ан­ти­со­вет­ской де­я­тель­но­стью не за­ни­ма­лась, и аги­та­ции про­тив со­вет­ской вла­сти ни­кто не про­во­дил».
Од­на­ко по­ка­за­ния, ко­то­рые да­ва­ли аре­сто­ван­ные по то­му же де­лу, бы­ли со­вер­шен­но иные, и, же­лая оправ­дать­ся в неис­пол­не­нии сек­рет­ных по­ру­че­ний ОГПУ, отец Алек­сандр в кон­це про­то­ко­ла до­про­са соб­ствен­но­руч­но на­пи­сал: «Все, что мог, к вы­яс­не­нию ан­ти­со­вет­ско­го на­стро­е­ния, как в при­хо­де, так и вне, я де­лал. Ко­гда од­на жен­щи­на при­шла..... (Вам это из­вест­но). Го­во­рил и о вне при­хо­да».
2 ап­ре­ля 1933 го­да Осо­бое Со­ве­ща­ние при Кол­ле­гии ОГПУ при­го­во­ри­ло его к ссыл­ке на три го­да в Се­вер­ный край. В ссыл­ку ему бы­ло раз­ре­ше­но ехать за свой счет воль­ным по­ряд­ком. Из тюрь­мы его осво­бо­ди­ли в Ве­ли­кий Чет­верг и ве­ле­ли до Пас­хи вы­ехать из Моск­вы. Осво­бо­див­шись, отец Алек­сандр сра­зу же по­шел в цер­ковь. В Ве­ли­кую Суб­бо­ту он от­слу­жил ран­нюю ли­тур­гию и в тот же день уехал. Пас­халь­ную ночь отец Алек­сандр про­вел в по­ез­де, а на вто­рой день пас­халь­ной сед­ми­цы при­был к ме­сту сво­е­го по­се­ле­ния – в ста­рин­ный рус­ский го­род Ар­хан­гель­ской об­ла­сти Кар­го­поль, где до ре­во­лю­ции бы­ло око­ло трид­ца­ти церк­вей и два мо­на­сты­ря, а по­сле ре­во­лю­ции этот бла­го­че­сти­вый го­род был пре­вра­щен в один из цен­тров ла­ге­рей и ссы­лок.
Про­то­и­е­рей Алек­сандр по­се­лил­ся в ма­лень­ком до­ми­ке, при­над­ле­жав­шем мо­на­хине Ав­гу­сте, ко­то­рая в нем жи­ла по­сле за­кры­тия мо­на­сты­ря. Дом был раз­де­лен по­по­лам рус­ской печ­кой. Хо­зяй­ка жи­ла по од­ну сто­ро­ну печ­ки, а свя­щен­ник – по дру­гую. В Кар­го­по­ле про­то­и­е­рей Алек­сандр про­был три го­да, за­ра­ба­ты­вая на жизнь пил­кой дров, был ра­бо­чим, на­би­вал си­лос­ную яму, мо­лол яч­мень.
В фев­ра­ле 1936 го­да вла­сти осво­бо­ди­ли от­ца Алек­сандра, и 19 мая 1936 го­да он по­лу­чил ме­сто свя­щен­ни­ка в хра­ме Рож­де­ства Бо­го­ро­ди­цы в се­ле Воз­ми­ще Во­ло­ко­лам­ско­го рай­о­на Мос­ков­ской об­ла­сти.
Про­то­и­е­рей Алек­сандр был аре­сто­ван на сле­ду­ю­щий день по­сле пре­столь­но­го празд­ни­ка в се­ле Воз­ми­ще – Рож­де­ства Бо­го­ро­ди­цы, 22 сен­тяб­ря 1937 го­да, и за­клю­чен в тюрь­му в го­ро­де Во­ло­ко­лам­ске.
– Дай­те по­ка­за­ния о ва­шей контр­ре­во­лю­ци­он­ной ан­ти­со­вет­ской де­я­тель­но­сти, – по­тре­бо­вал сле­до­ва­тель.
– Контр­ре­во­лю­ци­он­ной ан­ти­со­вет­ской де­я­тель­но­сти я не вел, – от­ве­тил свя­щен­ник.
– След­ствие рас­по­ла­га­ет дан­ны­ми, что вы ле­том 1937 го­да в цер­ков­ной сто­рож­ке ве­ли контр­ре­во­лю­ци­он­ные и ан­ти­со­вет­ские раз­го­во­ры, ка­са­ю­щи­е­ся по­ли­ти­ки со­вет­ско­го пра­ви­тель­ства в свя­зи с но­вой кон­сти­ту­ци­ей, в при­сут­ствии свя­щен­ни­ка Пав­ла Ан­дре­ева.
– Это я от­ри­цаю. Та­ко­го контр­ре­во­лю­ци­он­но­го раз­го­во­ра я не вел, за ис­клю­че­ни­ем раз­го­во­ра, ко­то­рый имел ме­сто ле­том 1937 го­да в ком­на­те у ме­ня. Он ка­сал­ся вос­ста­нов­ле­ния в долж­но­сти учи­тель­ни­цы По­кров­ской, о чем бы­ла по­ме­ще­на за­мет­ка в га­зе­те «Прав­да», на ко­то­рую я, про­чи­тав, об­ра­тил вни­ма­ние Ан­дре­ева, ска­зав: «Как из­ме­ни