Георгий Иверский
Преподобный
Почитаем 26 Маја
Житие
Богоносный отец наш Георгий происходил из Иверии. Он был племянником св. Иоанна и двоюродным братом св. Евфимия; тоже, подобно им, старался об украшении и распространении созданной Иоанном обители, вновь воздвиг от основания соборный храм (кафоликон) ее, и потому почитается также ее ктитором. Что соборный храм создан Георгием, видно из надписи, которая сделана им на медном круге, лежащем на полу, в средине этого священного храма, под хоросом, где святой пишет так: «Я утвердил столпы сии, и в век не подвигнутся. – Георгий, монах ивер и ктитор».
1.Отрочество и воспитание преподобного Георгия
Блаженный Георгий происходил из области Триалетской, от благочестивых родителей Иакова и Марии, родился во дни благоверного царя Иверского и Абхазского Георгия I-го в 1014 году. Отец его был одним из приближенных вельмож царя и неоднократно по делам государственным ездил в Персию. Исполнив царские поручения, вступил он в супружество и водворился в доме родителей своей жены, в сельском, мирном убежище. У него было три сына и три дочери: первородную назвал он именем первомученицы Феклы и, по данному обету, посвятил ее Богу, постригши в девической Самцхетской обители; после дочери родился сын, которого родители назвали Иоанном и, удержав его при себе, дали обет: если родится у них второй сын, посвятить его Богу, говоря, что посвятить Ему должны не агницу, а агнца.
Однажды ночью явился Марии светлый муж и сказал: «Ты родишь сына, агнца, избранного Богом; посвяти его Кому обещала, и дай ему имя Георгий». Проснувшись, Мария в страхе рассказала свое видение мужу, и оба со слезами благодарили Бога. Имя Георгия, или, в переводе на русский язык, «земледельца», знаменовало, что он будет усердный делатель нивы Господней. Вот и родился у них обетованный младенец и, возрастая телесно, исполнялся Духом Господним, как древо, насажденное при водах многих и обещавшее в свое время принести обильный плод. По совершении семилетнего возраста родители во исполнение своего обета послали отрока в монастырь, к его сестре, где мог бы он изучить церковное богослужение более, чем в их доме: там провел он три года и всех удивлял своим разумом.
У отца Георгиева было два старших брата, в обители Богоматери Хахульской, что на берегах реки Куры, и оба они исполнены были благодати Божией. Первый из них, Георгий, назывался писателем, так как был начальником письмоводителей царя Давида Куропалата и занимал первую степень при дворе его, а имя второго – Савва: оба были праведны пред Богом и с богатством жизни духовной соединяли обилие благ земных. Услышав, какие блестящие надежды подавал о себе Георгий, они просили брата своего Иакова отпустить племянника к ним в обитель для довершения духовного его воспитания и с любовью привели юного Георгия к бывшему тогда настоятелю Хахульской лавры – преподобному Макарию, который сделал его участником церковной молитвы и принял в число духовных чад своих. Представили его также в этой обители и царственному Василию, сыну Баграта, который для жития иноческого, оставив высокий свой сан, был просветителем страны своей. По совету благоговейных старцев своей обители рассудили они отдать племянника богодухновенному наставнику и не могли найти никого лучше великого Илариона, в то время сиявшего на высоте духовных добродетелей. Святой авва не отказался принять к себе отрока, и тот, под руководством сего старца, так усовершенствовался в благочестии и изучении Божественных книг, что превзошел разумом всех своих сверстников.
Но кто научил отрока Георгия эллинской мудрости? Учителем его в этом был Ферис – муж царевны, сестры Василия Багратида: он и супруга его искали себе опытного наставника и пригласили в дом свой писателя Георгия, который взял с собой юного племянника, бывшего тогда уже канонархом и отлично знавшего все церковные песни. Ферис и благочестивая его супруга любили Георгия, как родного сына, и под их руководством провел он многие годы, доколе бедственная кончина не постигла этого вельможи. Область Триалетская находилась тогда под влиянием Царьграда: Фериса оклеветали в измене пред императором Василием Вулгароктоном, который велел отсечь ему голову, а супругу его со всеми домашними отвести в Царьград, где оставались они двенадцать лет. В течение этого времени дядя Георгия, писатель, и еще более царевна, вдова Фериса, озаботились отдать юношу в научение философам и риторам – но не из мирского сословия, а из духовного, чтобы вместе с плодами наук приобретал он и плоды духовные: так созрел дивный этот учитель земли иверской. После двенадцатилетнего заточения в земле греческой царевна возвращена была в свои владения, и с ней возвратились оба Георгия, дядя и племянник. К ним присоединился и отец Георгия, Иаков, который тогда лишился уже супруги.
2.Путешествие Георгия по святым местам
Но юноша искал больших подвигов: он уже достиг двадцатилетнего возраста, и хотя с юных лет вел образ жизни монашеский, однако не был еще пострижен. Георгий пошел сперва к дяде своему, иноку Савве, в обитель Хахульскую, а оттуда – к бывшему наставнику своему, великому Илариону, которому оставалось прожить немного уже лет земной жизни, – и от его руки принял пострижение. Тогда Георгию пришло внушение свыше – предпринять подвиг странничества, в страну, далекую от присных, и поклониться тем святым местам, где воплотившееся Слово Божие совершило домостроительство нашего спасения. Так некогда Господь вызвал и праотца нашего Авраама из земли отеческой, когда заключал с ним завет Свой, и Моисея удалил от его племени, чтобы сделать его боговидцем. Георгий тайно бежал и направился в страну Палестинскую. Огорчились авва Макарий и другие старцы обители Хахульской, когда узнали о бегстве юного инока, и послали искать его по всем путям, но Георгий, предчувствуя погоню, обменялся одеждой с нищим и, взяв себе проводника, продолжал свой путь. Небезопасна была для него дорога по безприютным городам и страшна первая ночь, настигшая его в пустом месте, как сам он впоследствии рассказывал: гремел гром, сверкали молнии и диавол семь раз повергал пред ним того убогого, которого избрал он себе проводником: этот несчастный страшно скрежетал зубами, и пена текла из уст его – но Георгий не устрашился и пламенно молился Господу о беснуемом, пока злой демон не оставил его. Исцеленного таким образом Георий привел в ту обитель, которой тот желал достигнуть, когда брошен был на пути своими спутниками, а сам один, в рубище, без обуви и без покрова, продолжал трудное странствование, и, несмотря на изнурительный подвиг, он раз только в день позволял себе вкушать пищу.
Сперва, в пределах малой Армении, посетил он гору Черную, где некогда спасался великий пустынножитель Никон с двумястами своих учеников; потом, по соседству Антиохии, достиг горы Дивной, где поклонился чудотворной раке Симеона Дивногорца и блаженной матери его Марфы; так обошел он и все обители, рассеянные в горах Ливанских, прося себе молитв и благословения у великих подвижников. Георгий прежде всего искал себе опытного наставника, зная, что без руководства нельзя усовершенствоваться в жизни иноческой, – и в каменной расселине обрел желанного старца, заключившегося в пещере и отстранившегося от всего земного. Это был великий затворник Георгий, светило своего времени, родом из Иверии. Человек Божий обрадовался пришествию благодатного ученика, ибо по любви к своей родине давно желал найти просвещенного мужа, который бы мог довершить труд великого Евфимия Афонского и исправить погрешности языка, какие еще оставались в его переводе священных книг. Духом прозрел блаженный, что он обрел такого мужа в пришельце иверском, и с отеческой любовью принял его под свое руководство в пустыню, где жил недалеко от обители святого Романа.
Три года оставался при нем Георгий в постоянном подвиге и совершенном послушании, а в обители Романовой в то же время усердно служил болящим. Затворник видел, что в зрелом возрасте имел он опытность старческую, – и облек его в великий ангельский образ, или схиму, и отпустил во Святой Град. Паломник с пламенной любовью и слезами обошел все святые места и как бы видел пред собой Самого Господа там, где пострадал Он за человеческий род; из Палестины Георгий возвратился к своему наставнику, в пустыню Романову, и хотя совершенно созрел для перевода Священного Писания, однако ж по своему смирению не решался принять на себя этот труд и достойным его находил только авву Евфимия. Но затворник говорил ему: «Господь, неоднократно спасавший от смерти преподобного Евфимия и открывший ему дар ведения языков, может споспешествовать и тебе: будем молить святого отца нашего Евфимия, чтобы он помог тебе своим благословением довершить начатое им святое дело». Таким образом, после многих усилий, старец убедил Георгия идти на Святую Гору к великому авве и искать у него духовной мудрости, чтобы напоить ею жаждущие души земли иверской, ибо этот Евфимий был для нее вторым Златоустом и красноречивыми своими писаниями утвердил в ней православную веру на все грядущие времена.
Напутствуемый благословением своего наставника, Георгий благополучно совершил путь, и Промысл Божий, видимо, благоприятствовал ему в одиночестве. Проходя Анатолию, приблизился он к большой реке, которую хотел перейти вброд, но по чрезвычайной глубине ее не мог и тут же, на противоположном берегу ее, увидел светлого юношу на белом коне, который сказал ему: «Не бойся, вступи в реку», а сам, устремившись к нему навстречу, перевел его за руку чрез глубокие воды. Преподобный с душевным восторгом узнал в нем небесного покровителя земной своей родины – тезоименитого ему великомученика Георгия.
Но, достигнув Святой Горы, Георгий уже не застал там блаженного Евфимия, так как преждевременная кончина похитила его в Царьграде. Преподобный мог только поклониться его гробнице и просить его молитв. С радостью приняло его братство обители Иверской, которой управлял тогда соименный ему Георгий, родственник Евфимия. Смирение пришельца, строго исполнявшего все послушания монастырские, было столь велико, что его приняли сперва за простеца и невежду, ибо в продолжение первых семи лет никто не мог предполагать в нем глубоких его познаний. Когда же наставник его, затворник Георгий, в отдаленной Сирии узнал, что ученик его в великой лавре Иверской, на Афоне, живет праздно, хотя и в строгих подвигах иночества, не приступая к переводу Священного Писания, еще не удостоен сана священнического, тогда послал к нему другого благоговейного ученика своего – Феодора, с Черной горы, с изъявлением своего неудовольствия за неисполнение данного им повеления. Георгий, по чувству крайнего смирения прежде уклонявшийся, а теперь побуждаемый этим отеческим внушением, решился наконец принять предлагаемый ему сан священства и вскоре потом был избран настоятелем церкви, или благочинным, в обители Иверской.
После сего не дерзал он более медлить и приступил к занятиям духовным. Прежде всего перевел он синаксарий, как необходимое украшение Церкви, по истолкованию ее празднеств, ибо книга эта была только вкратце изложена Евфимием; потом перевел все Евангелие, по зачалам, и праздничные паремии, большой требник, толкование на книгу Бытия, первый месяц минеи и все Апостольские послания. Братия, увидев наконец, какой чудный светильник возжегся для них на Святой Горе, общим согласием возвели его на степень настоятеля обители Иверской. Долго противился Георгий и требовал, чтобы его избрание совершилось по жребию, – и три раза бросали жребий, но из трех имен, возлагаемых во время Литургии на Божественную трапезу, три раза выпадало имя Георгия. Тогда воприял он настоятельство и усугубил иноческий свой подвиг – облекся во вретище, отказался от вина и молока, даже и в разрешенные Церковью дни, и, поучая паству словом, показывал ей путь к вечной жизни на самом деле, собственным примером.
Тут только открылась вся глубокая его мудрость, долго таившаяся на дне его души: с самого прибытия своего на Святую Гору старался он от присных учеников великого Евфимия выведать все подвиги его, равно как и отца его Иоанна, Торникия и других подвижников, радевших об устройстве Иверской лавры, о правилах ее и уставах, и впоследствии, когда принял жезл пастырский, все это на память будущим родам собрал в один свиток. Одним из первых деяний настоятельства его было – для хранения мощей блаженного Евфимия приготовить драгоценную раку, в которую с великим торжеством перенес он мощи святого из Церкви Крестителя, где были они первоначально погребены, в новоустроенный благолепно храм Богоматери. Десницу же Евфимия, богомудрыми писаниями просветившую народ иверский, положил в особенный ковчег, со святыми мощами первомученика Стефана, Богоносца Игнатия, Иакова Персского, Космы и Дамиана, сорока Мучеников и целителя Пантелеймона, и этот кивот всегда носил с собой, так что имя Евфимиево от Святой Горы до горы Черной славилось нераздельно с другими великими угодниками Божиими. Не хотел благочестивый Георгий оставить вне сыновней ограды и родителя Евфимиева, который дотоле почивал в церкви Архангелов: он мощи старца Иоанна положил подле любимого им сына и потом озаботился обретением и перенесением в тот же храм мощей прочих великих подвижников, помогавших Евфимию в переводе Священного Писания. Это были: блаженный Арсений, епископ ниноцминдский, для безмолвия пустынного на Святой Горе оставивший кафедру свою в Кахетии и знаменитый своей ученостью, священноинок Иоанн Гердзелидзе; оба они – скончавшиеся в затворе, вне обители, и погребенные при малой церкви святого Симеона Столпника.
Много перевели они и переписали своей рукой священных книг, ибо тогда Афон был духовными Афинами, рассадником просвещения для земли иверской. Георгий и сам, как великий писатель, умел достойно оценить труды их и восхотел сохранить потомству самые их останки. Он скорбел духом, что не знал места погребения их, но Промысл Божий, для возбуждения большей веры, открыл ему это. На общей их могиле выросло финиковое дерево, корни которого, глубоко проникнув в землю, обвились вокруг этих святых мощей и распространяли благоухание их. Георгий, вынув мощи из среды корней, положил их в притворе южной части соборной церкви, близ мощей святого Евфимия, и запечатал гробницу, чтобы никогда не открывать ее, украсив ее иконой и крестом, и установил, чтобы постоянно горели пред ними три неугасимые лампады.
После того преподобный начал заботиться об украшении самой церкви, в которую тогда проникла вода, так как церковь эта вначале не была покрыта свинцом, – и для того в 1050 году отплыл в Константинополь – просить пособия у императора Константина Мономаха. Мономах принял его с великой честью, ибо знал его лично и, уповая на его молитвы, очень уважал. Он спросил человека Божия о причине его прибытия, и Георгий отвечал: «Радуйся во Христе, светлейший между державными: Пресвятая Богородица, упование и прибежище богоспасаемого твоего царства, повелевает тебе, чрез меня, убогого, чтобы место постоянного Ее хваления, храм Ее в честной нашей обители Иверской, не был допущен тобою до совершенного разрушения от воды, за неимением крова в него проникающей. Повели отпустить свинец, чтобы в обновленном тобою храме могли постоянно возноситься молитвы о благополучном твоем царствовании!» Император с радостью исполнил прошение преподобного – велел отпустить ему свинец и доставить на царских кораблях.
Возвратившись на Святую Гору, Георгий благолепно покрыл храм и соорудил над ним купол – в том виде, в каком красуется он доныне. Воспользовавшись своим путешествием, он испросил у императора новые хрисовулы, которыми подтверждались древние, и тем немало расширил владения монастырские – особенно же обильные пастбища для больших стад. Чрез некоторое время плавал он в Царьград и в другой раз, когда услышал о приезде туда абхазского царя Баграта III-го и матери его Марии, со всем двором их. Обрадовались державные, увидев святого соотечественника, о котором столько наслышались, и много приобрели от него душевной пользы; со своей стороны, они осыпали щедрой милостыней обитель его и новыми хрисовулами оградили ее от обиды местных властей. Царица Мария избрала Георгия духовным отцом своим и от руки его приняла ангельский образ; при этом пожертвовала в Иверскую обитель для вечного поминовения литру золота, каковому примеру последовали и многие грузинские вельможи. В то время в Царьграде был кудесник, славившийся волхвованиями, производивший род свой от Симона волхва и умевший заговаривать хищных зверей. Император Мономах и царь Баграт дивились обаяниям его, но блаженный Георгий, скорбя духом о таком обольщении христианских царей, крестным знамением уничтожил всю силу обаяний кудесника и тем возбудил к себе столь великую доверенность царя Баграта, что он всеми силами старался перезвать Григория в свое отечество. Баграт предложил ему первую епархию своего царства – чхондидскую, получившую имя от того дуба, близ которого проповедовал просветитель Грузии, первозванный Апостол, но афонский труженик смиренно отклонил сан святительский и поспешил возвратиться в свою лавру, где с любовью приняла его братия. Вскоре после сего он снова явил свою силу над духами нечистыми.
В одном из отдаленных поместий Иверской обители, находившемся в пустынных дебрях и горах Фракии, куда еще не доходил никто из святых отшельников, – в так называемой Ливаде, обитали пришедшие из далеких стран славяне – люди тогда еще грубые и христианством не просвещенные. Они поклонялись идолу бабе, иссеченному из мрамора, и приносили ему жертвы. Душа блаженного Георгия возмущалась таким душевным омрачением словесных творений. Однажды, странствуя сухим путем в Царьград, он посетил это селение; жители, признававшие над собою господство лавры, гостеприимно встретили ее настоятеля и советовали ему, если хочет иметь успех в своем предприятии, поклониться идолу. Георгий спросил, где кумирня их – и славяне привели его в глухую дебрь, к бездушному истукану. «Завтра посоветуюсь с ним», – сказал Георгий и на рассвете, вооруженный одним лишь молотом, пошел опять в ту же дебрь со своим экономом и двумя поселянами из славян. Приблизившись к идолу, он осенил себя крестным знамением и прочел первое зачало Евангелия Иоаннова: в начале бе слово. Славяне говорили ему: «бог наш убьет тебя», но мужественный воин, осенив себя еще однажды знамением креста, взял тяжелый молот, разбил истукан на мелкие части и тем истребил заблуждение язычников: пораженные этим, они обратились к христианской вере.
Был ему дан свыше и дар пророчества. Правила тогда государством, в преклонных уже летах, вдова Мономахова, императрица Феодора, и просила царя Баграта отдать ей на воспитание дочь его, царевну Марфу. Баграт отпустил юную дочь в Царьград под надзором матери своей Марии, обитавшей в столице греческой. В то время был там по своим делам и блаженный Георгий. Случилось так, что в самую ту минуту, когда вступала в город царевна абхазская, скончалась императрица Феодора, и Георгий, по духу прозорливости, при многих вельможах сказал Марии: «Сегодня вышла царица, и царица явилась». Царевна Марфа возвратилась к своему отцу, но спустя немного времени новый император Константин Дука потребовал ее обратно и избрал своей невестой: тогда все увидели истину пророческих слов Георгия.
Но часто странствуя в Царьград по делам своей обители, а в самой лавре обремененный непрестанной заботой о многочисленной братии, блаженный Георгий с прискорбием сознавал, что завещание духовного его отца, затворника Сирского, не исполняется и данный ему от Бога талант зарывается в землю, ибо перевод Священного Писания – постоянная благочестивая цель всей его жизни – вперед не подвигался. Посему преподобный начал просить себе увольнения от должности настоятельской и, сколько ни умоляла его братия, со слезами припадая к ногам его, остался непреклонным. Он удалился из обители, не взяв с собой ничего из ее достояния: даже оставил в лавре и те священные рукописи и переводы, над которыми много потрудился, и вышел из обогащенного им Иверского монастыря в таком убожестве, что вне его ограды боголюбивые люди сочли нужным дать ему немного хлеба для продолжения странствования. За этим вскоре следовало и второе его бегство, ибо сперва он уклонился только от должности настоятельской и хотел водвориться в уединении на Святой Горе, но потом, видя, что и в пустыне не может обрести желанного безмолвия, от молвы людской и непрестанный посещений, решился совершенно оставить Афон.
Но, пришедши к духовнику своему на Черную гору, где думал обрести под его сенью желанное успокоение, Георгий был встречен горьким укором за то, что оставил вверенное ему от Господа стадо. Старец Сирский напомнил ему слова Господни апостолу Петру: любиши ли Мя? – паси овцы Моя, – и велел немедленно возвратиться на Святую Гору. Сын послушания повиновался и, придя на Афон, по просьбе братии принял опять настоятельство. Некоторое время управлял он обителью и, устроив дела монастырские, снова удалился, чтобы исключительно посвятить себя переводу Божественных книг. А так как братия не хотела отпустить его, то он отплыл в Царьград и там с помощью царицы Марии испросил себе увольнение от самого императора. Взял с собой царскую увольнительную грамоту и хлеба, сколько было нужно на трех человек, пошел он опять на Черную гору, где был принят всем братством с чрезвычайной любовью, но в житии его ничего уже не упоминается о строгом его духовнике, которого, быть может, не застал он в живых.
Вскоре после сего мать Багратова, царица Мария, отпущена была с великой честью из Царьграда на поклонение святым местам и прибыла в Антиохию, где патриарху и наместнику велено было принять ее со всевозможным великолепием. Но патриарх и правитель вместе с преподобным Георгием, который был в то время в Антиохии, рассудили, что неприлично матери царей иверских ехать в область сарацинскую, ибо Святой Град, по грехам христиан, находился тогда в руках неверных. Сколь ни тяжко было такое запрещение, однако благочестивая царица, как покорная по духу дочь преподобного, со смирением приняла его советы и только просила совершить за нее благочестивое странствование и раздать лично, в Иерусалиме и его окрестностях, ту царственную милостыню, которую приготовила она для убогих церквей и обителей Святого Града.
Это поручение нелегко было для труженика, который более всего искал уединения и покоя, чтобы ничто не отвлекало его от перевода Божественных книг: однако приятно было ему исполнить и волю царственной своей дочери, для спасения души ее. Вспомнил он и слова апостола Павла, по следам коего шел для исполнения возложенного на него дела: се ныне восхожу во Иерусалим, служити святым (Рим. 15, 25), и, при помощи Божией, с одним лишь учеником, благополучно прошел все опасные места на пути к Святому Граду. Вторично посетив Иерусалим, он имел утешение поклониться всем святым местам и принять благословение от святых отцов; милостыню же царскую раздал по всем убогим церквам и обителям. В то время блаженный отец Прохор, по воле царя иверского Баграта III–го, строил близ Иерусалима монастырь святого Креста, на том месте, где срублено было древо для Креста Господня. На устроение сей обители Георгий пожертвовал много денег, но благочестивый Прохор, как любитель духовного просвещения, просил его пожертвовать в обитель животворящего Креста первый плод его перевода священных книг, и Георгий, во исполнение сей просьбы, посвятил обители дело рук своих – Цветную Триодь. Возвратившись на гору Черную, где ожидала его царица, преподобный утешил ее извещением об исполнении ее поручения, и она уже не возвратилась в Царьград, но решилась остаток дней своих провести в Иверии при своем сыне царе, Баграте.
После сего, среди безмолвия Черной горы, блаженный Георгий весь погрузился в боголюбивый труд свой и при содействии благодати Духа Святаго продолжал переводить священные книги. Трудился он по большей части ночью, ибо вместе с тем нисколько не оставлял иноческого правила и церковных служб, не давал себе ни малейшего покоя и, как трудолюбивая пчела, готовил сладчайший мед в своем улье – переложение всего Священного Писания на язык иверский, которым усладил этот дотоле несовершенный язык и неоцененным сокровищем обогатил свою Церковь. Все, что было до него переведено неверно или грубо, он очистил, как злато, в горниле своего ума; все, что было начато или не вполне изложено блаженным Евфимием, он окончил, распространил и тщательно сличил с подлинниками греческими, – особенно книги Нового Завета.
Местом пребывания Георгия были – то обитель святого Симеона Дивногорца, то пустыня Романова, или монастырь Калиппост; неусыпными своими трудами равно изумлял он и греков, и грузин, и сирийцев. Часто призывал его к себе для духовной беседы блаженный Иоанн, патриарх Антиохийский, и советовался с ним не только о пользе душевной, но и о делах церковных – особенно когда в Антиохии сгорел кафедральный храм святого Петра. Патриарх сильно потрясен был сим пожаром, но Георгий словом утешения рассеял душевную его скорбь. «Отче святый! – говорил ему Иоанн, – если бы не твое сладостное слово – душа моя доведена была бы до уныния». После кончины этого кроткого пастыря место его на кафедре антиохийской заступил ученый муж Феодор Вальсамон – но вначале он не имел духовной опытности и заимствовал ее из бесед с Георгием.
Некоторые из приближенных к патриарху стали внушать ему, что земля иверская, обращенная проповедью святой Нины, была крещена патриархом Антиохийским Евстафием и его клиром и долгое время находилась в зависимости от этого престола, но впоследствии начала иметь независимых католикосов и не по праву вышла из-под зависимости антиохийской Церкви, ибо никто из апостолов лично в ней не проповедовал. Патриарх Феодор спрашивал о том блаженного Георгия и предлагал ему употребить свое влияние, чтобы внушить царям иверским снова подчинить Иверию престолу антиохийскому, угрожая в противном случае жаловаться другим вселенским патриархам, чтобы невежество народа иверского просвещено было правилами церковными. Но блаженный Георгий смиренно отвечал патриарху: «Напрасно, владыко святой, упрекаешь ты кроткий и благочестивый народ наш в невежестве: вот я, последний из братий, дам тебе за них ответ. Если сомневаешься касательно проповеди апостольской в земле нашей, вели принести книгу, называемую Странствования апостола Андрея Первозванного, и там найдешь истину».
Патриарх велел немедленно принесть из книгохранилища эту книгу, и она была принесена находившимся при нем Феофилом, родом из Грузии, который впоследствии занял кафедру митрополии Тарзской. Между тем, Георгий говорит патриарху: «Ты хвалишься, владыко святый, что занимаешь кафедру верховного апостола Петра, но мы – достояние брата его, который самого Петра призвал ко Христу. Притом проповедовал нам не один Первозванный, но и другой из апостолов – Симон Кананит, почивающий в абхазской нашей земле, в городе Никопсии; с тех пор мы твердо стоим в православии и в заповедях апостольских. Мы, если должно, будем покоряться тебе, но, владыко, – с улыбкой продолжал он, – не прилично ли и то, чтобы званный покорялся призвавшему его? Напрасно упрекаете вы нас в невежестве и легкомыслии: бывали и такие времена, когда православие потрясено было в пределах Греции и готфский епископ принужден был искать себе рукоположения у нас – в престольном городе наших царей и католикосов, Мцхете, – как описано это в синаксаре». Патриарх изумился глубоким познаниям и красноречию святого мужа и сказал своим епископам: «Посмотрите – один простой инок победил все наше собрание; будем остерегаться, чтобы он не превзошел нас не только словом, но и делом». С тех пор и Феодор Вальсамон, подобно предместнику своему, блаженному Иоанну, стал во всех церковных делах советоваться с пришельцем иверским и весь клир и народ антиохийский начали любить его и уважать, как духовного своего отца и наставника.
Между тем, все монастыри Черной горы, населенные преимущественно грузинами, напоялись очищавшим души их потоком книг святого Георгия, ибо каждая обитель переписывала для себя это сокровище. Более же всех ревновал о том блаженный Антоний Липарит, из владетельного дома князей Орбелиани, который велел переписать новый перевод Священного Писания для монастыря своего – святого Варлаама, в Абхазии. Когда весть об этом дошла до слуха благочестивого царя Баграта, он написал от себя похвальную грамоту труженику Георгию, благодаря его за совершенный труд, которым мало-помалу стали украшаться все иверские церкви; Баграт, его мать, царица Мария и сын Георгий, католикос и все епископы Абхазии и Иверии, исполненные уважения к великому светилу, востекшему на небосклоне отечественной их Церкви, умоляли святого, письменно и чрез посланников, утешить родную землю своим присутствием, чтобы все они могли насладиться его лицезрением.
Убедительнее всех писала ему духовная дочь его, царица Мария, от лица своего сына: «Отче святый! – говорила она, – там, на Черной горе, мало наших монастырей, ибо эта страна чуждая, но царство мое обширно и славно: много в нем кафедр епископских и обителей иноческих, весьма именитых. Да возбудит же Господь святость твою придти к нам, чтобы и мы получили от тебя благословение и просвещение духовное и церкви наши исполнились животворящим потоком богодухновенных твоих книг». Но Георгий не соглашался, опасаясь молвы людской, особенно же боялся, как бы не посвятили его против желания в сан епископский. Узнав о том, благочестивый Баграт собственноручно удостоверил его, что не будет ничего сделано вопреки его воле и что одно только питает он желание – заимствовать от старца просвещение духовное и вверить себя, сына, царский дом и все свое царство святым его молитвам и духовному руководству.
Блаженный Георгий не мог долее противиться столь искренней любви царской и усердному молению, однако ж хотел, по всегдашнему своему обычаю, и на этот раз испытать волю Божию и, положив на престол два вопроса о том, идти ли ему в Иверию или нет, молитвенно взял с престола одну из написанных им хартий: жребий выпал – идти, и он стал собираться в путь. Услышав о таком решении, обрадовался царь Баграт и послал к нему собственного служителя Иоанна, с конем и нужными деньгами, чтобы святой мог взять с собой и присных своих учеников, о чем писал также патриарху и наместнику антиохийскому.
